Пабло уже третий час сидел в кабинете у начальника тюрьмы. Добрая секретарша принесла ему отвратительный кофе. Он молча давился странным коричневым напитком и думал. Думал ни о чем конкретно. Просто мысли собирались в какой-то непонятный хоровод, кружили в голове в диком танце. Хотя один образ там был стабилен. Огромные испуганные карие глаза и такое милое, родное лицо. Ему было стыдно. После всего ужаса, который он сегодня пережил: опознание, служба, кремация. Мысли все равно упорно возвращались к ней. Уставший мозг просто стремился найти успокоение в чем-то красивом и до боли родном. Раньше он всегда думал ,что если они когда-нибудь встретятся, он без труда сможет выкинуть ее из своего сердца. Он уже устал в ней разочаровываться.
- Ну вот когда все необходимые формальности улажены. - от размышлений его оторвал неприлично радостный голос начальника тюрьмы. Пабло скривился, как от зубной боли и кивком головы дал понять, что он внимательно слушает. - Я думаю, похороны можно назначить на девятое. Это послезавтра. Вам подходит?
- Подходит. - Пабло даже не соизволил задуматься, как его отпустят с работы посреди рабочего дня. Голова раскалывалась и напрочь отказывалась работать. Он встал из продавленного кресла, поставил недопитый кофе и, не утруждая себя благодарностями и прощанием, вышел из неприятного помещения. Только когда он не без удивления обнаружил себя в каком-то кафе с чашкой капучино в руках, силы начали к нему возвращаться. До него наконец-то дошла трагедия происшедшего. Не было его отца. Говорят, когда теряешь родителей, ощущаешь себя окончательно повзрослевшим. Он ощущал только боль. Боль от потери. Хотя с этой болью он уже свыкся. Она стала его спутником. Для всех он был " Серхио Бустаманте, лживый мэр, обманщик и мошенник. Позорная страница истории Буэнос-Айреса.". А для него…Для него это человек, который подарил ему жизнь, который воспитывал его 16 лет. Пусть не так, как хотелось бы Пабло, но воспитывал ведь. Делился с ним опытом. Первый раз сводил его на концерт. В конце концов, именно он определил его в школу, где он нашел самых лучших, самых верных своих друзей и… Ее.. Обвинять Серхио Бустаманте можно было долго. Но Пабло бы нашел для всех обвинений только одно оправдание "он его отец". Больше никаких аргументов не было, да и не должно было быть.
Марисса сидела на кухне уже давно. Полиция так и не приехала, видимо не сочла нужным устраивать разбирательства с убитыми горем родителями. Шестая чашка кофе явно не пошла ей на пользу. Мыслей в голове не прибавилось, зато сон она себе отбила напрочь. Седьмая чашка была на подходе, когда на кухню, сияя счастьем, зашел Томми.
- Марисса, хочешь, я тебе папин школьный альбом покажу?
Она почувствовала, как ее бьет озноб.
- Нет, Томми, я сегодня устала и…
- Это в принципе не важно, потому что я его уже принес. - мальчик сказал мальчик недопускающим возражения тоном и грохнул на стол большой, немного пыльный альбом. - Вот это папа с дядей Мануэлем и тетей Мией. У них в школе была своя группа. Там и мама пела, вроде бы. А это дядя Томас, меня в честь него назвали, а рядом с ним…
Но Мари уже не слушала объяснения мальчика. Она и так прекрасно помнила лица этих людей. С каждой выцветшей фотографии ей улыбались чистыми светлыми улыбками счастливые лица друзей. Ее не было ни на одной. Как они были веселы и беззаботны в детстве. Они были вместе. У них была их дружба и любовь. Небо казалось безоблачным , проблемы - несуществующими, дружба - самой крепкой, любовь - вечной. Они ошибались. С того самого дня, как Мари бросила школу, друзей, любовь все перестало казаться ей светлым и радостным. Она понимала, что это игра воображения, но все лица на фотографиях казались укоряющими. Такими, какими они были, когда она пришла вчера к Мие и Ману. Но тогда они были неразлучны. Очередная фотография. Все парочки класса стоят, обнявшись, влюбленными глазами смотря друг на друга. Но самым счастливым выглядит Пабло, пытающийся втянуть за руку в кадр рыжеволосую, упирающуюся девицу. Её. Последняя фотография. Выпускной. Весь их класс с радостными, счастливыми улыбками на лицах, смеющимися глазами. И только одни глаза хранят грусть. Только на одном лице нет улыбки. Его. Внутри нее что-то свернулось, развернулось, снова свернулось и снова развернулось. Сердце забарабанило по ребрам. За что же она так с ним?!..
Когда Пабло уже под вечер вернулся домой, он увидел потрясающую картину. Марисса и Томми, спящие в обнимочку с самыми умильными лицами. На полу рядом с ними его школьный альбом. Он минуту смотрел на них, а потом, резко развернувшись, пошел в свою комнату, стараясь унять непонятно откуда взявшуюся волну гнева.
Она проснулась ночью от странного чувства. Все тело ломило от неудобной позы, в которой она уснула, голова раскалывалась, но тяжелее всего было сейчас у нее на сердце. Чувство вины имеет обыкновение со временем притупляться. Потом, просто исчезать как факт. Особенно, когда вокруг безнаказанность. Лучше бы он накричал на нее, унизил, ударил. Но не смотрел на нее так. Нет большего страдания, чем видеть такое отчаяние в любимых глазах. Ей всегда было достаточно просто посмотреть на него, чтобы понять, что он чувствует. Но время не жалеет ничего. Для него нет ничего святого, нерушимого. Его власть слишком сильна, слишком много моментов в жизни мы просто пропускаем, как песок сквозь пальцы. У времени своя жизнь и свои законы. Мы считаем его жестоким и несправедливым, но сами не понимаем, что оно наш союзник. Единственный союзник, который помогает успокоиться измученной душе. Они никогда не ценили время, отпущенное им. Тратили на глупые ссоры и скандалы, подпитывая молодую бурлящую кровь адреналином. Им всегда хотелось большего. Больше того, что у них было. Они ошибались.
Теперь время мстило им за их пренебрежение. Оно возвело непробиваемую стену. Непонимание. Это все, что было сейчас между ними. Он не мог понять, она не могла объяснить. Даже если она рискнет, он все равно ее не поймет. Она взглянула на сына. Маленький ангел. Но она пропустила. Все пропустила. Первые слова, первые шаги, первый его день в школе. Его жизнь просто проходила мимо нее. Песок сквозь пальцы. Она резким движением вскочила и на автомате пересекла гостиную, остановившись около плотно закрытой двери. Его комната. Сейчас или никогда. Когда она вошла, ей показалось, она шагнула в первозданную тьму. Как будто все помещение залили черной тушью. Она тихо проскользнула к его кровати, зажгла тусклый ночник. И просто смотрела, как он спит. Странно, обычно выражению лица спящего человека присуща какая-то безмятежность, покой. Его лицо было какой-то застывшей маской. Как будто все свои самые светлые сны и мечты он уже похоронил.
Она смотрела. Малодушная cлабость вновь поселилась в ее душе. Страх. Но вместе с тем ее захлестнула волна неописуемой нежности. Она робко убрала прядь светлых волос с его лба. Легкий, упоительно сладкий поцелуй, еле слышный шепот, почти невесомые жесты, почти неощутимое дыхание. И он улыбается во сне. А она улыбается в ответ, даже зная, что он ее не видит. Он ее чувствовал. Она смогла зажечь на его лице улыбку. И вдруг он открыл глаза. Увидел перед собой ее. Такую счастливую, сияющую, как тысяча солнц.
- Это сон, да?
- Нет, родной, это не сон.
Но радости на его лице не прибавляется. Глаза становятся чужими и холодными. У голубого цвета множество оттенков, но этот можно было назвать одним словом. Презрение. Ничего, кроме холодного презрения. " Но как же так, ведь секунду назад. Он узнал меня, в этом я уверена. Тогда почему?" Непонимание.
- Тебе что-то нужно?
Она молчала. Просто потому, что не знала, что сказать. Только смотрела на него и еще на что-то надеялась.
- Ты забыла в Европе испанский? Что ты тут делаешь, и что тебе нужно? - спрашиваю уже во второй раз.
- Как прошел день?
- Что?
- Как прошел твой день?
Он посмотрел на нее, как будто первый раз увидел. Только она была способна прийти к нему в спальню в 4 часа ночи, после долгой разлуки, разбудить таким волшебным поцелуем и задать такой глупый вопрос. Все-таки она не изменилась
- Не очень. Послезавтра похороны, а это хлопотное дело.
Он говорил абсолютно ровным, спокойным голосом, ничем не выдавая свое удивление и волнение.
- Ты, наверное, очень переживаешь.
- Наверное. Он же все же был моим отцом. Больно терять близких.
- Мне жаль.
- Ты хорошо научилась скрывать свои эмоции.
- Я актриса.
- Ах, вот как… Чтож, это у тебя всегда было. Актриса.- снова холодное презрение. Какая-то жестокая, но в то же время горькая ухмылка.
- Я не буду скрывать, я не любила твоего отца. Это он всегда стоял между нами. Из-за него мы не были вместе. Он всегда подавлял тебя, пытался подстроить под себя
- Достаточно, Марисса. Если ты пришла сюда только для того, чтобы рассказать мне, каким плохим был мой отец, то ты ошиблась адресом. Я не позволю тебе так о нем говорить. А знаешь почему? Потому что не тебе его судить. Потому что он 16 лет воспитывал меня как мог. Как умел. Он не бросил меня в больнице, не оставил на 9 лет. Не тебе кидать камни в Серхио Бустаманте!
Она стояла с расширенными от ужаса глазами. Она боялась его. И восхищалась им. Он действительно стал настоящим мужчиной, таким, каким она все время хотела его видеть. Повзрослел. Песок сквозь пальцы. От его слов ей было безумно холодно. Все внутри просто заледенело. Лед. Стремительно тающий под горячим водопадом слез раскаяния.
- Пабло, простите меня, пожалуйста
- И это все, что ты можешь сказать? Уходи, Марисса. Мне не хочется тебя сейчас видеть.
Она вышла. С опущенной головой, пряча ставшие мокрыми глаза и забыв даже закрыть за собой дверь. Непонимание...
Утро ворвалось в Буэнос-Айрес неожиданно, потрясая своей несокрушимой мощью, переламывая пополам хрупкие сны и сдувая с кончиков ресниц хрупкие иллюзии. С чудовищной силой обрушило на мирно спящий город водопад искрящихся солнечных лучей, пронизывающих насквозь всю квартиру Пабло. Они не спали. Для них иллюзии давно перестали существовать. Каждый жил в своей запрещенной для других реальности, где солнце не было видно за тяжелыми задернутыми шторами. С первого взгляда было понятно, что оба они этой ночью не спали. Его глаза потеряли блеск, выглядели какими-то застиранными. Она даже не пыталась стереть из уголков глаз горячие слезинки. Столкнувшись неожиданно на кухне, оба уставились в пол. Зачем им нужно было скрывать свои чувства под маской безразличия? Прятать глаза, и краснеть как школьникам, когда их взгляды, бесцельно блуждая, неожиданно сталкивались. Теперь они лгали друг другу. Стена, пошатнувшаяся ночью, вновь встала перед ними. Они не чувствовали.
- Как спалось?- она сразу мысленно дала себе пощечину за такой глупый вопрос. "Ты же сама видишь, что никак. Зачем ставишь и себя, и его в неловкое положение?"
- Замечательно - "Зачем ты ей врешь, идиот! Чего ты добиваешься?!"
- Мне тоже - "Поддерживаю твою замечательную игру, родной." - А я думала, что после моего визита ты не заснешь - "Пас!"
- Ну что ты. Ты же не настолько страшная, чтобы отбить мне сон. Напротив, ты прекрасно выглядишь. У тебя, наверное, очень много поклонников" - "Отбил. Крученый."
Глаза в пол. Ты же сам знаешь, что это так. Но мне это не надо. Мне это противно. В его глазах проблескивает торжество. Их любимая игра. Игра чувствами. Ему сейчас было плевать, что каждая его победа отдается глухим стоном в сердце.
- Зачем мне они, ты же знаешь, я всю жизнь любила только одного человека.- "моя подача, я еще отыграюсь." Теперь его черед прятать взгляд. Холодно и противно. Что-то скользкое шевельнулось у нее в душе
- Привет, пап, привет, Марисса. Можно я сегодня в школу не пойду?
Стыд. Раскаяние. Волна чего-то обжигающе-горячего пробежала по всему ее телу. "Ты не на своем поле. Здесь ты уже давно проиграла."
- Нет, Томми, нельзя. - сказал Пабло спокойным, уверенным тоном.
- Тогда я вам историю расскажу. У нас новенькая в классе, помнишь, пап, я тебе про нее рассказывал? Эва. Я в нее влюбился. А она в меня нет. Пап, это и есть такая безответная любовь, о которой ты рассказывал?
Мари стало смешно. Пабло покраснел так стремительно, словно его лицо просто залили багровой краской. Но его глаза. Они сразу вернули ее на землю. Он так страдал из-за нее. И до сих пор страдает. Он думает, что она его не любила. Как же так, ведь это же неправда!
- Томми, малыш, такое чувство, как любовь, настоящая любовь дается раз в жизни. Двоим. Двум половинкам одного целого. А если любовь безответна, значит просто не того человека ты выбрал. Любовь слишком сложное чувство для одного человека. Безответной любви не существует, малыш.
- Спасибо, Марисса, но папа мне по-другому говорил
А Пабло сидел в полной растерянности. Как это надо понимать. Насмешка над ним? Завуалированный намек, или просто фраза. Почему он вообще решил, что она что-то определенное имела ввиду. "Я верну твою любовь, Пабло, верну твое доверие. Чего бы мне это не стоило". Говорить не хотелось. Каждый думал о своем, и на квартиру Бустаманте опустилась такая непривычная здесь тишина.
- Я тебя люблю!
- Не верю!
- Но это правда!
- Пабло, не разоряйся. Мне абсолютно плевать на твои чувства, если тебя не интересуют мои. Давай будем честными если не друг с другом, то хотя бы с собой. Я ничего не прощаю, Пабло. Тем более такое. Забудь меня.
- Я верну твою любовь!
- Не сможешь! Свой шанс ты уже упустил. Я никогда к тебе не вернусь.
Как давно это было. Десять лет назад. Она тогда не думала, что ей придется просить у него прощения. Что будет плакать по ночам, забудет про свою чертову гордость. Она это заслужила. Тысячу раз заслужила. Но внутренний голос продолжал обвинять во всех смертных грехах Серхио Бустаманте. Она ненавидела этого человека. Ненавидела даже сейчас. За то, что он умер, что ему уже все равно, а она живет и страдает, только мечтая о покое. Если бы не он, кто знает, как бы все сложилось. Она сидела в темной гостиной, уткнувшись в какую-то книгу. Она "читала" ее уже два часа на одной странице, время от времени теребя обложку. Перед глазами прыгали и расплывались строчки. Она уже устала сидеть без движения на одном месте. Тем более она толком не понимала, чего же она ждет. Мари вздохнула и прикрыла глаза. Но перед внутренним взором тут же забегали яркие, но немного смазанные картинки из прошлого. Счастье, которое у них было. За которое надо бороться. Которое надо вернуть.
- Марисса, что ты здесь делаешь? - усталый, немного ироничный голос вывел ее из эйфории. В душе снова поселилось сомнение.
- Книжку читаю. - как можно беззаботнее ответила она.
- С закрытыми глазами?
- Да
- С конца?
- Да
- Перевернуть не хочешь?
- Нет
- Вопросов больше не имею. - Он усмехнулся про себя. Все-таки что-то в ней осталось такого родного, любимого. Неописуемо дорогого и близкого когда-то. Его Марисса. В этот момент она действительно была его. Не та непонятная, холодная и спокойная девушка, которую он увидел вчера на пороге своей квартиры. Это была та самая Марисса, которая превращала жизнь элитного колледжа в ад. Сердце кольнуло еле заметной иголочкой. Уже не так больно. Не разъедает легкие от невозможности вздохнуть, не струится по венам чистый яд.
- Пабло, я тебе подарить хотела. Извини, что с опозданием.
Он сфокусировал зрение и с удивлением понял, что она уже не сидит с бесцельно блуждающим взглядом в кресле. Она стояла на другом конце гостиной и держала в руках. Гитару. У него защемило сердце. Призраки прошлой, канувшей, казалось, в небытие жизни преследовали его. Господи, она же даже не знает, что за эти годы он ни разу не играл. Безумно хотелось отказаться, просто чтобы она поняла, что значит отвергнутый подарок. Когда-то она отвергла его любовь. Самое ценное, что он мог ей подарить. Но глядя в ее такие чистые, лучащиеся глаза он не мог ничего с собой сделать. Пальцы пробежались по прохладным струнам. Сердце запрыгало от внезапно обуявшей его радости. Он абсолютно по-детски радостно посмотрел на нее. Шестнадцатилетний подросток в нем проснулся от долгой спячки. Пусть ненадолго, пусть.
- Спасибо тебе. - он абсолютно без всякой задней мысли подошел к ней и поцеловал в щеку. Она подняла на него искрящиеся глаза. Сколько времени они потеряли. Его уже не наверстать. Нельзя вырвать из своего прошлого страницы жизни, пусть даже такой пустой и холодной.
- Не за что, Пабло.
Она не понимала многого. Почему он терпит ее в своей квартире, когда уже столько раз мог выкинуть за дверь? Мучается, страдает, но упорно продолжает делать вид, что все так и должно быть. Почему поддерживает ее ложь и ни единым словом ее не выдал? Конечно, он ее любит. Все еще, не смотря на года, расстояние, обиду, непонимание. Любит. От одной этой мысли становилось теплее. Одно это слово грело ей душу. Сколько раз, лежа на горячей подушке, она до полубезумного состояния повторяла это в уме, как мантру. Сколько раз она до крови закусывала губу, когда видела улыбающиеся, счастливые пары, хотя в их глазах не было и сотой доли тех чувств, которые были у них с Пабло. Но они были вместе. Могли быть рядом, часами говорить, а возможно им хватало легкого соприкосновения взглядами, чтобы понять друг друга. Ей всегда было этого достаточно. Просто смотреть в два ярко-голубых кусочка вселенной и быть уверенной, что этот день пройдет хорошо. И следующий. Что ее ждет сказка длинною в жизнь. Безоблачно и легко. Она сама тогда верила в это. Действительно верила. И, возможно, даже сейчас эта вера не покинула до конца ее сердце. Человеку нужно на что-то надеяться...
- Марисса, я ухожу на работу, если что-то будет нужно - звони.
- Пабло.
- Что? - ее передернуло. Спокойный, внимательный тон. Вежливая заинтересованность.
- Пабло… Ты меня еще любишь? - она прикусила до крови язык, во рту появился солоноватый знакомый привкус. Но отступать было уже поздно и не в ее правилах.
- Да.
Во и все… Короткий ответ. Всего две буквы и ураган эмоций, зародившийся в сердце и закруживший ее в бешеном танце.
- А… Ты кого-нибудь любил эти годы? Пока мы… Мы с тобой
- Нет.
Кровь бешеным напором застучала в висках. Его показное спокойствие, взволнованный взгляд. Вот оно твое счастье, просто протяни руку…
- А я любила…
Она сама испугалась своих слов. Тем более, что не знала, правду она говорит или нет. У нее был жених. Иногда ей даже казалось, что она его любила. Просыпаясь по утрам в его объятьях, она чувствовала себя счастливой. Но не до конца, на половину. Все чувства были какими-то искусственными, даже счастье пластиком скрипело на зубах. Это была не любовь. Но почему-то Мари промолчала. Ей стоило просто переступить через гордость, отречься от своих слов. После них правда показалась бы самым высшим счастьем, дарованным человеку. Но она молчала. Смотрела в его глаза. Он не поверил. Он слишком хорошо ее знал. В глубине двух ледяных осколков мелькнула живая, горячая искорка боли. Она обманывала его. Всегда честная, открытая Марисса Андраде, которая всегда говорила даже самую горькую правду в лицо, не опускаясь до лживого сочувствия… Обманывала.
- Отстаивать свои принципы всегда легче, чем жить по ним, да, Марисса? - и он все с той же горькой улыбкой захлопнул за собой дверь. Она сползла по стене, пряча лицо между коленями. Слез не было. Хотелось кричать до хрипоты от осознания отчаяния и собственной глупости. Кричать. Но, наверное, надо что-то совсем другое. " Просто помолчим"
Пабло шел, не разбирая дороги. Обида, зарождавшаяся глубоко в сердце горячей волной захлестывала все его тело, подкатывала комком к горлу, мешала дышать. Уши словно залепили ватой, глаза различали только силуэты. Изредка его цепкий взгляд выхватывал из толпы точеные женские фигурки, идеальность которых угнетала его. Ему нужна была только одна девушка. Всегда. Даже тогда, когда от одного звука ее имени бросало в жар. Даже когда врачи уверенно констатировали нервное переутомление и советовали ни о чем не думать. Он все равно думал о ней. О единственной девушке, которая любила его не за его деньги, авторитет или смазливую мордашку. Просто любила. Просто принимала таким, какой он есть. Единственная, которая могла заставить его так страдать. Дать ему смысл жизни или повод умереть. Почему она так сказала? Ведь он даже на расстоянии чувствовал, слышал биение ее сердца. В каждом звуке любовь. Актриса. Может это лишь игра его больного воображения? Счастлива, любит и любима. Тогда он сейчас выглядел очень нелепо. Плевать! Он столько пережил, столько иллюзий и надежд похоронил, что его душа уже давно превратилась в кладбище. Просто скучные серые надгробия на том месте, где когда-то цвели мечты, радость. А дальше пустота. Удивительно, как человек, постоянно находящийся рядом с людьми, которых любит и которые любят его, может быть таким одиноким. Но он был одинок. Даже со своим сыном, своими лучшими друзьями он чувствовал себя ненужным. Лишним. Понимал, что это не так, много раз слушал увещевания Мии, дружеские беседы Ману. Но ощущение собственной никчемности не покидало его. Он был не нужен ей. Тяжело. Тяжело от того, как она сегодня с ним говорила. Все в ее тоне казалось Пабло жестоким, каждое слово ранило. Ее голос был похож на медленный яд, проникающий в кровь, парализующий тело и волю. Отнимающий разум. Убивающий чувства. Душа, рвущаяся в надрывном беззвучном крике "за что?!" Любовь… Не с ним… Не в этой жизни…
Тихий скрип двери. Еле слышные неуверенные шаги. Пыльный воздух ставшей такой чужой квартиры. Веселый смех из гостиной. Здоровое раздражение и какой-то неестественный панический страх. Страшно зайти, увидеть ее. Чувствовать себя идиотом. Мальчишкой перед гордой королевой. Она всегда умела управлять им. Но в тоже время только с ней он чувствовал себя по-настоящему свободным и независимым.
- Марисса, конь так не ходит! Как можно в твоем возрасте не уметь играть в шахматы?.. Ой, папа! Ты вернулся! А мы тут…
- Я вижу…
От внезапного столкновения взглядов по телу пробежали мурашки. Потом бросило в жар. Мысли в панике разбегались. Единственным желанием было выбежать из комнаты и больше никогда не возвращаться, не видеть манящих глаз. Держало только одно. Гордость. Неотъемлемая часть их отношений. Без нее все было бы намного сложнее. Или намного проще. Кто знает. "Это глупо просто так стоять и молчать. Скажи что-нибудь!"
- Я.
- Ты.
"Что-нибудь умное! Ладно, теперь уже поздно, выпутывайся без меня." И здравый смысл, обиженно хлопнув дверью, покинул обоих. "Надо что-то делать.."
- Хочешь чаю?
- Томми, иди спать.
Не лучший выход. Руки дрожат. В горле пересохло. Снова нечеткие силуэты, размытые грани+
- Пап, я с вами хочу посидеть..
- Я не спрашиваю. Я просто говорю, что ты сейчас пойдешь спать.
Какой тон. Даже удивительно. Откуда-то взялась сила, появились стальные нотки. Ушел. Просто послушно пожал плечами и ушел. Значит завтра сделает какую-то гадость. Не важно. Не сейчас.
Тревога, нараставшая в душе Пабло, приобрела какие-то вселенские масштабы. Тяжело говорить. Тогда, наверное, лучше молчать.
- Пабло, нам надо поговорить.
Какая-то волна разочарования. Когда она опустилось до таких пошлых, банальных фраз, одной из тех, которые сразу убивают не успевший даже начаться разговор.
- О чем? - главное - ровный, уверенный голос. Не выдать страх и отчаяние, поселившиеся в душе..
- О том, что я не знаю, почему все время лгу. Просто на автомате выдаю заученный когда-то для кого-то текст. Уже не задумываясь. Я научилась филигранно врать, Пабло. Это было очень сложно, но я справилась. Один раз мне уже пришлось изменить себе, дальше все пошло намного легче. Не знаю, когда конкретно это стало частью моей жизни. Я просто чувствовала, что слабею. Потому что ложь никогда не приходит одна. Только вместе со страхом. Страхом, что обман раскроется, что замки из песка, так старательно возводимые воображением, в один миг смоет прибрежная волна. Я не знаю, как я научилась так жить. Просто со временем перестала чувствовать страх. Мне было уже все равно. Любую внезапно всплывшую правду я могла изысканно скрыть тонкими кружевами лжи. Я стала так чувствовать. Я верила в то, что придумала для себя. Жила в этом мире. А потом, в один момент все рухнуло. Я не знаю, я ли была тому причиной, или просто судьба вмешалась. Не знаю. Просто проснулась однажды утром и почувствовала себя нужной. Через огромное расстояние, преграды... я почувствовала, что я нужна тебе. Это чувство вернуло меня к жизни. Я так по-детски радовалась ему. Даже на время забыла, как много боли я тебе причинила. Я была уверена, что ты меня простишь. Я ошиблась. Не спорь. Пабло, я теперь прекрасно понимаю, что такое нельзя простить. Хотя, возможно, ты и можешь… ты всегда меня прощал, а я тебя. Я не знаю. Я тебя не чувствую. Мне уже не достаточно твоего взгляда, чтобы все понять. Ты очень изменился. Впрочем, я тоже… А вчера я сделала ужасную вещь, Пабло, просто ужасную. Обманула человека, которого люблю больше жизни. Спокойной ночи, и… Забудь… Забудь то, что я сейчас тебя говорила, это полный бред… Пьяный бред.
Она подошла к нему и легко коснулась губами его губ. Он почувствовал легкий запах виски. Она ушла, не оборачиваясь, и долго рыдала у себя в комнате. А Пабло до рассвета сидел в кресле, не в силах пошевелиться, рассеивал, сортировал, перебирал каждое ее слово, ища скрытый смысл. Мучительно пытался вспомнить интонацию, взгляд, движения. Да, она была пьяна… Не знала, что она говорит, не могла себя контролировать, но… Лед, сковывавший его все это время медленно таял, как при заморозке, открывая живую, все еще кровоточащую рану. Но он был безумно рад этому чувству. И еще долго прислушивался к боли, ковыряя рану тупым ножом воспоминаний. И был безумно рад тому, что ее слова все еще вызывают у него такие эмоции. А главное… Она его любит… Впервые за долгое время Пабло Бустаманте заснул счастливым.
Стонущие порывы ветра за окном, хмурые тучи, только и ждущие удобного момента разразиться сильнейшим дождем. Пабло сидел у открытого окна, вдыхая предрассветный воздух, наполненный гнетущим ожиданием грозы. Ветер трепал отросшие волосы, хлестал первыми холодными каплями по лицу. Он сидел в тонкой рубашке, абсолютно не боясь замерзнуть. Все тело горело, кровь жидким огнем текла по венам. Похороны. Скоро, уже через два часа... Боль. Бесконечная боль из-за глупости и банальности его жизни. Усталость, навалившаяся тяжелым камнем. Состояние какое-то болезненное, нервное. Все тело бросает то в холод, то в жар, в груди словно зажгли тысячу костров.
Дождь усиливался. Пабло первый раз в жизни пожалел, что не курит, говорят сигареты приносят облегчение. Уставшая, исколотая память, услужливо подсовывающая все новые воспоминания. Уже знакомый порыв. Так просто... Уйти ото всех проблем, просто сделать шаг.
Один шаг, минута страха, секунда боли и вечный покой. Покой души. Он старательно гнал от себя эти мысли, но они с завидным упорством возвращались к нему. Силы просто его оставляли. как будто усталость всего многих месяцев внезапно со всей силы навалилась на него. Какое-то дикое отчаяние, обреченность. О Томми позаботится Марисса... Марисса.. Его Мари. Только его. Она его любила... Черт, что за бред! Если бы любила, не бросила бы на столько лет. Вернулась бы. Она же знала, что он ей мог, да и до сих пор может, простить практически все. Почему оставила? "А я любила..." Ее слова... Колотая рана в сердце. У нее была любовь. Именно то, что она смогла назвать любовью, после из отношений. С чего он тогда взял, что она его обманывала? Она же прямо дала ему понять, что у нее была другая любовь. Другие губы, шепчущие "люблю", другие губы, страстно отвечающие на ее поцелуй, другие руки... Снова боль... Пабло сам не заметил как, но капли дождя вдруг стали очень солеными и горячими. Ветер усиливался, раскачивая молодые деревца, переворачивая мусорные баки. Первый раскат грома заставил его вздрогнуть. Первая зарница, расчертившая небо.
Абсолютная темнота, как будто до рассвета еще многие часы. Он подставил лицо стихии и закрыл глаза. Но горячие струйки продолжали обжигать лицо. Хлесткие струи дождя пробивали тело навылет. Рубашка промокла настолько, что лучше бы ее вообще снять. Но нет, уже все равно. Страх перед предстоящим днем раскаленной лавой растекался по всему телу. Он не хотел быть трусом, не хотел выглядеть жалким...
Но теперь и вправду все равно. Он просто отчаянно нуждался в поддержке. Любой. Где друзья, когда они так нужны? Он уже привык, что рядом нет родных. Только потеряв родителей, он стал понимать, что их тепло заменить невозможно. Лучший друг, любимая девушка... Это все не то, это другое. Отец всегда поддерживал его, когда ему было действительно плохо. пусть по-своему, но Пабло был уверен, что Серхио его любил. Даже, наверное, больше, чем остальных своих сыновей. Непутевый младший сын, в котором всегда жил бунтарский дух. Особенно когда он начал встречаться с Мари. Мари... Он только про себя позволял себе так ее называть, боясь неосторожным словом потревожить старую рану. Соленые капли побежали с новой силой. Он скинул рубашку, все равно от нее никакого толку. Где-то далеко за линией горизонта занимался рассвет. Только символ нового дня и новой боли. Уже давно так. Уже давно он не ждет рассвета, как спасения.
Просто тупая обреченность от бесцельно уходящей в песок жизни. Даже удивительно, что заснул он таким счастливым. Воскресли из небытия какие-то глупые детские надежды. Даже захотелось загадать желание на падающую звезду. Он ведь для того и подошел к окну. Загадать желание... А потом увидел, что на небе нет звезд. Как нет и надежды. Но он ведь понял это уже давно. Почему сейчас? Господи, почему сейчас ему так больно?! Около раскрытого окна образовалась большая лужа. Как же нужна была банальная поддержка. Просто понять, что он не один, что у него еще есть, на кого положиться... Стук двери. Сквозняк. Но Пабло даже не шелохнулся. чьи-то неуверенные шаги, почти физически ощутимая душевная боль. Чужая... Его имя, неестественно громко прозвучавшее в наступившей тишине. Нежные пальцы, оставляющие на его коже ожоги третьей степени... Почти мертвенно холодная рука, коснувшаяся его лба и тихий взволнованный возглас. Он закрыл глаза и просто наслаждался тем, что она рядом. Хрупкая фигурка, прижавшаяся к его телу. Ее быстро намокшие волосы, холодящие его спину. Вот она, поддержка, которая ему была так нужна... Но что-то неправильно... Он быстро развернулся к ней лицом. Ее глаза, полные волнения, боли и непролитых слез. Неестественно бледная, с закушенной губой, совершенно потерявшаяся в его объятьях... Но такая родная и любимая. Единственная... Мари... Она закрыла глаза, доверчиво подставив ему лицо. Его Мари... Неожиданной силы удар грома, и она уже дрожит в его объятьях. До него с опозданием доходит, что их обоих нещадно колотит от холода... Разум всегда врывается, когда его не просят. Он еще секунду стоял, вдыхая аромат ее волос, а потом резко развернулся и захлопнул за собой дверь. Просто слишком поздно... А хрупкая девичья фигурка еще долго стояла у раскрытого окна...
Господи, как хочется просто забыть. Не помнить ни о чем. Просто отпустить память на свободу, приказав никогда не возвращаться. Он бы все отдал за это. Она бы отдала еще больше. Но мечты только для того и существуют, чтобы дразнить со своей недосягаемой высоты, то приближаясь на расстояние вытянутой руки, то отдаляясь в запредельную даль. Тяжело признавать, что вся твоя жизнь была лишь глупой погоней за несбыточной мечтой. Они не будут вместе. Никогда. Просто надо смириться с этой мыслью. Ни он, ни она не заметили, что утренний кофе, заботливо принесенный Томми, обладает неповторимым вкусом красного жгучего перца и явно соленым привкусом. Разочарованного отсутствием реакции мальчика собирались отправить к семейству Эскурра. Пабло не хотел, чтобы его сын видел то, что предстояло увидеть ему. Томми, естественно, долго протестовал, но уговорить его все же удалось. За все утро они не сказали друг другу ни слова. Наверное, потому, что они уже все друг другу сказали. Слов не осталось. Они разлетелись, как карточный домик на сильном ветру. Чувства тоже как будто парализовало. Просто пустота и обреченность. Даже удивительно, как за одну ночь они отдалились друг от друга еще сильнее. Осталось только смущение от неожиданного порыва и жалкие клочки эмоций. Так не должно было быть. Он плохо помнил похороны. Помнил только, что не было ни одного плачущего человека. Серхио ненавидел слабаков. На большинстве лиц было написано холодное равнодушие. Просто обычная дань мнимого уважения. Даже сломленный, забытый друзьями и презираемый врагами, его отец всегда вызывал страх. Его боялись многие. Большинство просто тщательно это скрывало. Прощание прошло как-то нелепо. Смазано. Пабло как-то сразу оказался в одиночестве перед двумя надгробиями. Его родители никогда не любили друг друга, но может быть это и к лучшему. Любовь только убивает все лучшее в человеке. Он не помнил, как оказался дома. Как кричал ему что-то вслед взбешенный таксист. Просто навалившаяся неожиданно усталость. Она сидела в гостиной. Такая тихая, совсем не похожая на того чертенка, которого он впервые тогда полюбил. Но все равно самая родная, самая любимая женщина на свете. Она сидела в темном углу и листала альбом. Их с Томми. Первые шаги, первые игрушки, первый школьный день. Она даже не попыталась скрыть слезы. Но его почему-то совсем не тронули ее заплаканные глаза. Она сама выбрала. Она так решила. Какой смысл сейчас рыдать? Говорить ничего не хотелось. Просто смотреть друг на друга. Чувствовать. И вдруг он понял, что никто не знает его так, как она. Никто не способен понять каждый его взгляд, каждый жест. На ее ресницах подрагивали мелкие капельки слез. Еще никогда она не казалась ему такой прекрасной. В глазах - отражение галактики. Блестящие звездочки на ярко-шоколадном фоне. А кроме них - ничего. Кроме них никакого мира нет. Все было неправильно, все было жестокой иллюзией. И как он раньше это не понял? У нее пересохло в горле. Стало нечем дышать. Горло стало каким-то непривычно узким. Ни единого звука. Просто тишина. Почему-то на этот раз молчание не казалось тягостным. Оно было единственно правильным. Все остальное было бы просто глупым и пошлым. Неестественным, наигранным. Она научилась читать по его глазам, как по раскрытой книге. От нее не могла скрыться сейчас ни одна эмоция. А он и не пытался скрываться. Чистый, открытый взгляд. Давно на нее так не смотрели. Ни через линзы лжи и лицемерия. Просто взгляд, в котором читалась такая любовь. Но главное. Она была ему нужна. Как никогда. Действительно нужна. Неуловимый шаг навстречу друг другу. Они сами не заметили, как сделали его. Просто глаза оказались совсем близко. Самые родные, самые дорогие. Она действовала на абсолютном автомате. Ее рука запуталась в его льняных волосах. Оставшееся между ними расстояние просто исчезло в одну секунду. И поцелуй. Умопомрачительно нежный, как первый. Постепенно становящийся все более страстным. Боль, горечь разлуки, долгие годы, прожитые друг без друга. Все это проносилось опустошающим ураганом в душе. Все здравые мысли просто расплавились в обжигающем огне чувств. Кроме них уже ничего не существовало. Одежда показалась настолько нелепой преградой, что вскоре уже живописным беспорядком валялась по всей комнате. Так долго ждать, столько пережить. Все ради одного мига счастья. Легкие, как бабочки поцелуи, ее губы, шепчущие что-то очень похожее на "Прости...", привкус ее слез на его губах. Сердце, разрывающееся одновременно от неимоверного счастья и дикой боли, что счастье это только на одну ночь. По венам течет жидкий огонь, внешний мир просто перестает существовать. Но все хорошее когда-нибудь заканчивается. Закончилась и эта ночь.
Она проснулась на рассвете. Проснулась и сразу поняла, что он не спит. Он задумчиво обнимал ее, нежно поглаживал по плечу, выводя на ее коже замысловатые узоры. Она прикрыла глаза и улыбнулась. Она уже давно не получала такого удовольствия просто от возможности улыбнуться. Эмоции захлестывали. Слова толкались в голове, решая, какое из них будет первым за сегодняшнее утро. Хотя слова не нужны. Они уже сказаны. Давно. Странно, но в тот момент ей все казалось возможным. Любую преграду можно преодолеть, если рядом любимый человек. Тут он пошевелился и развернулся к ней лицом. Ее улыбка сползла с лица. Пабло был очень бледным, уставшим, но взгляд горел решимостью. Мариссе стало страшно. Надежды и глупые грезы рухнули, как карточный домик. Им надо было поговорить, ей надо было объяснить! Но он не поймет… Не поймет…
- Хотел бы я знать, кто это сделал.
- Пабло, успокойся. Что ни делается, все к лучшему.
- Мари, как ты можешь так говорить! Из-за этого труса я потерял отца. А этот человек именно трус. Не мог в лицо обвинить.
- Пабло, но ведь твой отец это заслужил! Он столько жизней покалечил!
- Это не его дело! Как он может решать чужие судьбы! Я бы так никогда не сделал.
Она промолчал.
Она ничего не ответила. Просто вывернулась из его объятий и отошла к окну. Она не понимала, зачем обязательно должен вспыхнуть этот чертов рассвет. Почему? Они так хорошо понимали друг друга ночью. Слов не надо было никаких. А сейчас. От мысли, что их опять ждет разлука, возможно, навсегда, ее бросало в дрожь.
- Пабло, я…
- Подожди. Сначала ты меня выслушай. Не буду врать, что полюбил тебя с первого взгляда. Сначала ты мне казалась просто сумасшедшей вульгарной дурой. Но потом я заметил в тебе что-то такое, чего не было ни у одной девушки в нашем колледже. Ты была настоящей. Со всеми твоими глупостями, дурацкими выходками. В этом было что-то. То, что первый раз толкнуло меня навстречу тебе. Я знаю, что ты уже тогда меня любила. Это было видно по одному твоему взгляду, даже брошенному искоса, когда ты думала, что я тебя не вижу. Не буду тебя пересказывать нашу историю. Ты ее помнишь не хуже меня. Сначала я не прислушивался к себе. Мне было хорошо с тобой и больше меня ничего не волновало. Я мог быть самим собой, ты понимала и принимала меня таким, какой я есть. И еще.. Тебе было плевать на мои деньги. Очень нескоро я начал чувствовать, что это не простая привязанность. Я действительно тебя полюбил. Сначала даже не понимал, насколько сильно. И как это всегда бывает в дешевых мелодрамах, понял только когда потерял. Глупо и совсем не смешно. Ты не обращала на меня внимания, я дико злился и безумно ревновал. Но потом это детское чувство прошло. Уступая место новому. Я действительно был готов для тебя на все. И наша любовь вспыхнула с новой силой. Но мне все равно казалось, что серьезно к нашим чувствам отношусь только я, что для тебя это так и осталось детской игрой. И я начал бояться. Того, что не смогу без тебя, что ты меня оставишь. Этот страх прочно поселился у меня в сердце. Потом посадили моего отца. Ты мне очень помогала, поддерживала, но я был уверен, что ты что-то от меня скрываешь. Ты стала замкнутой, раздражительной. Потом ты попала в больницу. Я безумно переживал, постоянно срывался на друзей, порывался куда-то бежать, что-то делать, лишь бы не сидеть на месте, когда тебе плохо. Но когда я приехал, тебя там не было. Не буду врать, у меня остановилось сердце. На мгновение показалось, что оно больше не оживет. Было дико больно. Но у меня появился стимул жить. Мой сын. Ради него я готов на все. Больше, чем на все. Ты меня бросила. Исчезла из моей жизни. Я не знаю, почему. Мне было тяжело, ты сама это знаешь. Но я научился жить без тебя... Тебе тоже было плохо. Я тебе рассказал все. Это чистая правда. Теперь твоя очередь. Расскажи мне то, чего я не знаю, Марисса.
Она растерянно смотрела на него. В горле запершило, на глаза наворачивались слезы. Она облизала пересохшие губы и начала рассказ.
- Пабло, я знала, что нам надо поговорить, но у меня не хватало смелости. Как бы странно это не звучало, но Марисса Андраде боялась. Я до сих пор боюсь. Больше всего на свете я всегда боялась потерять тебя. Пока не поняла, что потерять себя намного страшнее. Впрочем для меня это одно и тоже. Без тебя я сразу становлюсь другой. Чужой и ненастоящей. Нам всегда хватало глупости, чтобы разрушить наши чувства, но не хватало смелости признать, что друг без друга нас не существует. В наши отношения постоянно кто-то вмешивался, пытался нас поссорить, сеял непонимание. А мы как будто были этому только рады и с завидным упорством верили не друг другу и нашим сердцам, а советам и слухам "добрых друзей". Можно было по пальцам пересчитать людей, которые действительно желали нам счастья. Зато было много таких, кто готов был разрушить наши отношения любой ценой. Твой отец был таким. Подожди, дай мне закончить. Он никогда не любил меня.
Между нами все время разгорались скандалы. Два лидера не могут ужиться вместе. Это было постоянное противостояние. За право быть первым, за право диктовать свои условия. За тебя. Я ненавидела то, как Серхио пытался сделать тебя своим клоном. Я же знала, что ты не такой и никогда таким не будешь. Но ему это было не объяснить. Мы постоянно общались сквозь зубы, мысленно желая друг другу не самой легкой и счастливой жизни. Когда я поняла, что беременна, я сначала обрадовалась. Да что там, я была на седьмом небе от счастья! Но твой отец быстро спустил меня на эту грешную землю.
Не помню, что он тогда говорил, но общий смысл был примерно таким: "Если мы с тобой вдруг наделаем ему внуков, то я могу попрощаться с правами на ребенка, потому что такой матери он никому не пожелает". Я поверила сразу. Что-то в его глазах меня предупредило, что он не шутит. Он не раз прозрачно намекнул, что меня ждет, в случае моего отказа от его правил. Он просто играл со мной. Он сказал, что если я буду продолжать делать глупости, я тебя никогда не увижу. Пабло, что мне оставалось делать? Ты понимаешь, что значит в шестнадцать лет, когда сама еще совсем ребенок, в одиночку воспитывать малыша? К Соне я не обратилась бы никогда - она меня предала. Променяла ребенка на мужа. Мне было тогда очень обидно, одиноко и страшно. У меня никого не было. Подруги радовались своему счастью, у них была своя жизнь. Маме не было до меня дела. Ты стал прохладнее ко мне относиться. И тогда я поняла, что причина всех моих неприятностей Серхио Бустаманте. Он как будто улыбался из-за спины каждой моей неудачи. И я поняла, что все очень просто.
Твой отец был нечистоплотным человеком. Я знала про него достаточно. Мне не потребовалось много усилий. Только один анонимный телефонный звонок. Волнения или ощущения того, что я что-то делаю неправильно не было. Всего один звонок. И у полиции уже было достаточно компромата, чтобы посадить мэра города в тюрьму. Казалось бы дело сделано. Я легла в больницу под предлогом обострения аппендицита. Правды не знал никто. Но ты ни разу не позвонил мне за это время. Когда я сама тебя звонила, твой голос был грубым и раздраженным. И тогда я действительно испугалась. И тогда я бросила самое дорогое, что было у меня в жизни. Я бросила тебя. И нашего новорожденного сына. И мне не было тогда дела до того, что это жестоко или неправильно. Мне было все равно.
Просто дикий, безумный порыв обреченного человека. Женщины. Страх услышать от тебя "Все было неправильно"+ мне почему-то казалось, что именно эти слова ты мне скажешь при нашем расставании. Наверное потому, что я сама иногда так думала. Все было неправильно. Кругом был обман. И я сбежала. Глупо, по-детски, даже не оставив записки. Как воровка. Хотя я тогда украла. У себя самой. Свою жизнь. Вот и все. А девять лет спустя в международном аэропорте Буэнос-Айреса высадилась девушка с огненно-рыжими волосами и испанской гитарой за плечами.
- Пабло, не молчи, скажи что-нибудь!
- Ну и дура же ты.
- Что?
- Какая же ты дура! Ты хоть понимаешь, что ты сделала. Да, я в отличие от тебя понимаю, что такое остаться в 16 лет с маленьким ребенком на руках. А ты этого не понимаешь! Ты предполагаешь. Ты не знаешь реальной жизни, ты только о ней догадываешься. Ты стольким людям испортила жизнь своими догадками. Да, ты дура! Единственное, что тебе надо было тогда сделать, это сказать все мне. Ты, наверное, очень удивишься, но мой отец тебя не ненавидел. Самое забавное, что ты ему нравилась. Он уважал тебя и гордился тобой. За то, что ты лидер. За то, что у тебя на все было свое мнение. За то, что ты его не боялась. Серхио Бустаманте ненавидел трусов. Он очень хотел, чтобы мы с тобой были вместе. Где была твоя проницательность, Андраде? Ты не прошла элементарную проверку. Ты так ничего и не поняла. Мой отец до конца жизни жалел о своем поступке. Когда я приходил к нему в тюрьму, он отказывался от моих передач, зная, что мы с Томми бедно живем. Он отказывался от всего и только говорил мне все время: "Сын, найди ее, объясни ей". Врачи констатировали психическое расстройство. Отец долго лежал в специализированной клинике. Я много раз приходил к нему. И много раз оставался там на длительное время с очередным нервным срывом. Ты плачешь, Марисса, я вижу слезы на твоем лице. Но кому от них сейчас легче? Мне, после всей той боли, всего того страдания, через которое мне пришлось пройти? Томми, за то, что у него было детство без матери? Или, может быть, тебе? После того, как ты поломала столько жизней. Кому легче? Зачем ты плачешь, Андраде? Почему не смеешься? Или тебе не смешно?
Марисса стояла и молилась. В первый раз молилась. Молилась о смерти. Она просто не хотела жить, зная, сколько боли она принесла близким людям. Из-за ее глупости, все из-за ее глупости. "Господи. Дай мне просто испариться, не видеть, не слышать, не чувствовать. Не помнить и не понимать..." Крупные слезы катились по ее щекам, а она даже не пыталась их сдерживать. Невероятно сильная, раскаленная волна стыда горячей лавой выжигала в ее душе все живое. Сердце барабанило в груди, как птица в слишком тесной клетке. Слезы обжигали лицо. Они не были солеными. Они были горькими. Слезами раскаяния, стыда, отчаяния. В горле першило, мозг просто отказался функционировать. Она просто стояла и слушала его, низко опустив голову, уперевшись взглядом в пол.
- Марисса, ты действительно поступила как последняя…
- Не смей меня оскорблять! Не смей говорить мне такое! Ты думаешь, я мало страдала? Ты думаешь, я не просыпалась по ночам от кошмаров? Не смей так со мной говорить!
Пощечина обожгла ей руку. Ладонь загорелась от сильной боли. На его щеке остался яркий красный след. Она попятилась, прижимаясь спиной к стене. Потом развернулась и рванулась к двери. Она бежала так, как будто от этого зависела ее жизнь. Впрочем, так оно и было. Ее жизнь заключалась сейчас только в одном. Сбежать куда-нибудь от этих непонимающих, горящих обидой голубых глаз.
Хлопнула входная дверь. Она убежала, даже не забрав свои вещи. Пабло еще какое-то время стоял, прижимая руку к щеке. Странно, но ему ее поступок показался единственным выходом из той ситуации. Если бы она стала оправдываться или отрекаться от своего поступка, он, наверное, просто бы выгнал ее за порог, больше не заботясь о ее судьбе и стараясь больше никогда ее не вспоминать. Но вместо этого в голове рождались совсем другие мысли. Он медленно взял телефон, набрал давно выученный наизусть номер. Голос подрагивал, но звучал достаточно уверенно. Поняв, что на большее рассчитывать не приходится, Пабло откашлялся и, дождавшись ответа на другом конце провода, сказал:
- Ману.. Это я. Ты мне нужен, друг.
Она бежала и не понимала, как могут так обжигать слезы. Они все лились и лились. Останавливать их было бесполезно. Просто лед, так долго сковывавший ее сердце, таял. Внутри все горело. Было больно, страшно. Как-то одиноко. Одиноко плакать, когда знаешь заранее, что тебя некому утешать. Что никто не поверит, что ты можешь плакать. Она тоже уже начала забывать, как это, плакать от стыда. Сердце разрывается от невозможной любви. Когда хочется кричать, но знаешь, что ничего, кроме тишины не услышишь. Хотя Мари всегда дружила с тишиной. Полное отсутствие звуков, вакуум в душе, жестокий озноб. Привкус крови, что-то липкое, обволакивающее, проникающее под кожу.
Страх? Возможно. Она уже давно не пыталась разобраться в своих чувствах. Они были как будто на одно лицо. Все равно каждая эмоция отражалась в сердце болью. Не важно, что это было: страх, ненависть, обид.+ Любовь. Почему-то было даже приятно, что она снова плачет от любви. Как маленькая, обиженная девочка. Как в детстве. Когда у нее было все, но она не умела это ценить. А теперь поздно. Но, черт возьми, как же приятно хоть на мгновение ощутить себя нужной. Понять, что для кого-то ты до сих пор целый мир. Понять, найти. И сразу потерять. Зачем она рассказала? Так, конечно честнее, правильнее. Но почему тогда сердце бьется, словно пойманная птица? Почему пульс гулкими ударами отдается в ушах, и голова раскалывается от тупой пульсирующей боли? А сознание просто отказывалось функционировать. Ей казалось, что даже ее чувства отреклись от нее. Что они были против нее, против лжи, фальши. Она уже не чувствовала, где она бежала. И уж тем более не видела. Глаза застилала мутная пелена. Изредка мелькали силуэты знакомых зданий, но ведь это, в сущности, не важно.
Куда она бежит? Все вещи, все документы остались у него. Ей не куда идти. Нечего делать. Но она не сбавляла шаг. Все звуки, чувства, мысли доносились до нее в каком-то искаженном варианте. Как если бы это было кино. Качественная, слезливая мелодрама, с трогательными героями и возвышенными и нереальными чувствами. Всего лишь чужая игра. Она бы, наверное, с видом знатока, с потаенной, хорошо скрытой завистью, смотрела бы на актеров и думала бы, что в жизни такого быть не может. Нереально. Невозможно. А потом утерев непрошенную слезу в конце подумает, что такой сильной любви на самом деле не бывает. И что в трагическом конце есть своя прелесть.
Кто-то отключил объемный звук. Слова людей, звуки ночного, только начинавшего просыпаться города, были какими-то чужими. Не из этого мира. Из их. А у нее всегда был свой мир, в котором была только она и Тишина. Люди кричали ей что-то вслед, она несколько раз падала, расшибая в кровь колени, и снова поднималась. Она не заметила, как началась гроза. Наверное, дождь будет преследовать ее до конца жизни. Во все самые тяжелые моменты жизни он ей мешает. А может, помогает? Помогает смыть с лица горячие, горьковатые потоки и черные дорожки, проложенные смешанной с тушью водой. Но он не мог смыть с ее души всю грязь и фальшь, что там накопилась. Просто уже было слишком поздно. Она промокла до нитки, влажные волосы хлестали по плечам. Тяжелые капли заставляли вздрагивать. Ее колотил жестокий озноб. Куда теперь? К Мие? Ты сможешь ей посмотреть в глаза? Не лги хотя бы себе. Просто куда-нибудь, где им никто не сможет помешать. Ей и Тишине. Вдруг она почувствовала, что теряет силы. Последнее, что она увидела за непрекращающейся стеной дождя прежде, чем потерять сознание, был черный "Лексус", на бешенной скорости мчавшийся по мокрому шоссе.
Они ездили по городу уже больше часа. За все это время ничего. Пабло прислонился щекой к холодному стеклу, пытаясь привести в порядок свои мысли. Странное чувство. Какой-то ненормальный коктейль из отчаяния и полного безразличия. Еще один квартал. Последний. Больше нет сил тратить время на бессмысленные поиски. Отпустить Мануэля к его любимой Миите, плюнуть на все. И снова жизнь, растянувшаяся нескончаемой серой полосой. Снова жизнь от привычки к привычке. Единственное, что изменится, так это воспоминания. Наверное, он все же смог ее понять. Просто понял слишком поздно.
- Ману, поворачивай. Подвезешь меня до дома? Прости, не хотел тебя отвлекать, но ты же понимаешь.
- Черт! - вместо ответа крикнул Ману, резко разворачивая руль. На мокром полотне шоссе лежала хрупкая фигурка. Девушка. Как долго она там лежала, жива ли…
- Мари. - Пабло неведомой силой вынесло из машины, и через секунду он уже сидел рядом с ней. Сколько же им пришлось пережить вместе. Даже и не вспомнить. Она подняла на него дрожащие ресницы. Ее глаза опухли от слез, кожа на виске была содрана, на лбу - большая шишка от удара. Абсолютно промокшая, дрожащая от холода. У Пабло на глаза навернулись слезы. Только не сейчас.Сейчас надо быть сильнее.
- Уходи, Пабло. Я не хочу тебя видеть. Ты мне не нужен, уходи!
Марисса всегда оставалась Мариссой. Уверенный голос, железный тон, если бы не ее глаза. В них только одна просьба: "Останься". Конечно. Он останется. Глупо было думать иначе. Его очередь. Побольше напускного равнодушия, больше цинизма в голосе, чтобы скрыть подступающие слезы.
- Сама встать сможешь? - Идиот, конечно не сможет! Зачем спросил?
- Пабло, я же сказала, уйди. Не нужна мне твоя жалость!
- Так, Пабло, быстро хватай свою ненаглядную, грузи в машину и поехали! У меня жена рожает! - Из Лексуса выглянул бледный Мануэль с мобильным в руке. Всего несколько секунд, и машина сорвалась с места.
Мари сидела в чужой машине, в которой витал аромат любимых Мииных духов и дорогих кожаных сидений. Ее всегда тошнило от этого запаха, но почему-то именно сейчас ее это совсем не раздражало. Кто-то сидел рядом и тихо поглаживал ее по волосам. Хотя, конечно, она знала кто. Снова помог ей. Снова. А она. Она приносит ему только страдания. Она всем приносит только страдания, особенно тем, кого любит. Она не хотела пускать в свое сердце какие-то чувства. Без них гораздо проще. Она сама не заметила, как заснула.
Проснулась Мари в уже знакомой комнате. От нежного прикосновения прохладной руки к своему лбу. Она прикрыла глаза. Слишком хорошо, чтобы быть реальностью. Обязательно что-то помешает. Ее счастье всегда было тяжелой борьбой. Не на жизнь, а на смерть. Она не могла быть просто счастливой. Просто позволить другим себя любить и самой полюбить в ответ. Висок защипало. Она почувствовала холодный компресс на лбу и провалилась в темноту.
Когда она проснулась, небо на востоке уже начинало светлеть. Но дождь все равно лил не переставая. Она еще раз с тоской подумала, что все в ее жизни неправильно. Слишком все глупо. Ненатурально и смешно. Настоящая ее жизнь осталась где-то далеко за гранью. Она с некоторым удивлением поняла, что, несмотря на слабость, может встать. Он был рядом. Уставший, абсолютно подавленный, с глазами, полными непонимания. Плевать. Главное, что рядом. Он всегда был рядом, когда ей было по-настоящему плохо. Ее половинка. Она мечтательно улыбнулась. Так было давно, очень давно. Теперь они уже совсем другие. От них прежних остались только обгоревшие воспоминания.
- Ты меня еще хоть немного любишь?
- Люблю.
- Тогда почему мы не вместе?
- Потому что не судьба
Грустно. Почти физически больно. Она подошла к окну. Шел дождь. Де жавю. Странное, почти мистическое чувство. Повторение судеб.
- Проснулась? Тебе нельзя вставать. - Знакомый, такой родной и любимый голос. Как электрическим разрядом по мокрой коже. Отвечать не хотелось. Все равно он знает каждое ее слово заранее, до того, как оно сорвалось с ее губ. Слова это вообще глупость, им они уже давно не нужны. Слова только путают, сбивают. Все равно истинных чувств они никогда не передадут. Она молча подошла к нему. Он же понимает. Все понимает. Даже объяснять ничего не надо.
- Мари, почему мы не вместе?
Де жавю. Повторение судеб. Скажи ему, не будь дурой, скажи.
- Потому что… Потому что мы с тобой два идиота.
Она стремительно развернулась и подошла к окну. Рассвет уже набирался сил и скоро должен был привести в Буэнос-Айрес новый день. Тишина. Ее лучшая подруга. Они с ней научились друг друга понимать.
Тишина. Его преданная спутница. Он уже научился во всем с ней соглашаться. Мари даже не услышала, почувствовала тихие шаги за спиной. Бережные объятья. Кто сказал, что не судьба?
Тишина. Она почувствовала, что из ее глаз одна за одной падают чистые-чистые слезы. Не горькие. Обычные, соленые. Такие, какими и положено быть слезам. Она давно так не плакала. Так по-детски. Взрослые плачут мыслями, разумом. А дети плачут сердцем и душой. Если взрослый плачет как ребенок, значит только тогда он плачет по-настоящему. Он тоже их поймет. Их сын. И будет так же вместе с ними плакать. И он их простит. Просто не может быть иначе. А гроза уносилась куда-то на юг от большого города, с его проблемами и счастьем, разочарованиями и потерями. Свежий ветерок заглянул в одно из окон. Парень с девушкой стояли, обнявшись, не замечая ничего вокруг. Они любили друг друга. Ветерок с жалостью пролетел мимо этого окна и вырвал у какой-то маленькой девочки воздушный шарик. Но девочка не заплакала, а помахала шарику вслед, радостно смеясь. Ветерок улетел куда-то в одному ему известные края, а влюбленные просто не обратили на него внимания.
(жаль, что я не знаю автора этого замечательного рассказа, я бы хотела выразить благодарность...и да простит меня автор, за то что я осмелилась выложить это произведение......но мне оно безумно нравиться)
Unforgiven. 2 часть.
Страница: 1
Сообщений 1 страница 1 из 1
Поделиться12011-10-25 12:47:09
Страница: 1